Насколько приток иностранных инвестиций способствует реальному развитию экономики (продолжение)
Примерно такая же ситуация была и со вторым упомянутым проектом по строительству завода изоляционных материалов (каменной ваты) с участием корпорации «Технониколь». Действительно, изначально к строительству планировалось приступить в первом квартале 2021 года, но согласно сообщениям самой компании, строительство стоимостью в 80 миллионов евро началось 11 августа 2022 года с примерным окончанием в феврале 2024.
Так что при желании сумму и сроки вложения инвестиций можно будет заложить в статистических отчетах еще раз, но уже в контексте года нынешнего.
И наконец, можно будет упомянуть о крупнейших инвестиционных проектах, которые так или иначе затрагивают нефтегазовый комплекс страны.
Как мы уже знаем, инвест-флагманом Нидерландов (дающим лидерские показатели по привлечению инвестиций из этой страны) является компания с «Shell» с тремя крупными проектами своего участия – Кашаган, КТК и Карачаганак, (где «Shell» через свою аффилированную компанию «Би Джи Карачаганак Лимитед» является оператором).
С момента начала инвестиционной деятельности в 1997 году действовало Окончательное соглашении о разделе продукции (ОСРП), подписанное в том же 1997 году, где, как раз ссылаясь на высокие инвестиции, при разделе продукции доля Казахстана составляла 20% до момента окупаемости инвестиций консорциумом.
Такое положение дел окончательно перестало нравиться правительству к 2015 году, когда был поставлен вопрос об увеличении доли страны в дележе.
В ответ поступило предложение о… единовременной компенсации в 50 миллионов долларов и несколько оскорбленное таким подходом Министерство энергетики РК, подало арбитражный иск (после чего, по данным СМИ, вообще перестало получать он концерна любую информацию о текущей деятельности).
Сложнейшие и нервные переговоры шли практически пять лет, государство постоянно грозило новыми арбитражными исками, но в ответ получало намеки о возможной приостановке инвестиционной программы.
Договориться об увеличении компенсационных выплат удалось лишь в марте 2020 года, буквально за два месяца до начала затяжного кризиса с падением нефтяных котировок, из-за чего поступления в бюджет страны от реализации своей доли продукции могли бы резко сократиться.
Кстати, незадолго до окончания переговоров, в октябре 2019 года, корпорация Shell объявило о своем выходе из проекта разработки месторождения «Хазар» в связи с низкой рентабельностью на фоне высоких капитальных затрат. Таким образом, низкорентабельное месторождение возвращалось в собственность государства, которое могло делать с ним что угодно.
Безусловно, присутствовали там и инвестиции – так, на проведение геологоразведочных и сейсмических работ, а также бурения оценочных скважин концерном было потрачено 900 миллионов долларов США. Затраты в реализацию проекта являлись невозмещаемыми и таким образом, при передаче месторождения в государственное ведение, проведенные работы так же входили в опись передачи «на безвозмездной основе». Можно ли считать эти 900 миллионов долларов примером успешно освоенных инвестиций, приносящих реальную пользу стране? В теории – да. Однако на практике (с учетом сомнительных перспектив самого низкорентабельного месторождения) здесь явно будет необходима дополнительная оценка рисков.
Безусловно, все вышеперечисленное можно отнести к частностям, но по сути именно из-за таких «частностей» и складывалась непростая реализация инвестиционной стратегии страны…
Риски, угрозы и досадные помехи
Не так давно президент Касым-Жомарт Токаев в очередной раз подчеркнул, что «политика открытых дверей для иностранных инвестиций останется основной стратегией Казахстана».
Также в текущем году, Министерство национальной экономики разработало «Концепцию инвестиционной политики Республики Казахстан до 2025 года», в которой прямо было указано на несовершенство действующего инвестиционного законодательства, отмечено, что «доля реинвестированных доходов демонстрирует большую волатильность», и тщательно перечислены различные системные и несистемные недостатки, мешающие дальнейшему притоку иностранных инвестиций.
В числе прочего говорилось об отсутствие целенаправленной стратегии и комплексного подхода к развитию инвестиционного потенциала страны, недостаточной емкости внутреннего рынка, слабой отраслевой диверсификации самих инвестиций, большая часть которых приходится на горнодобывающую промышленность и совсем немного на обрабатывающий сектор.
Не были забыты и потенциальные угрозы, среди которых присутствовала возможное снижение инвестиционной привлекательности страны в результате политической нестабильности, истощение минерально-сырьевой базы и снижение инвестиционной привлекательности природных ресурсов Казахстана в результате перехода стран к углеродной нейтральности (хотя, вроде как, среди многообещающих миллиардных проектов мы видели возможное сотрудничество в области ВИЭ – Е.К.)
Что же до основных выводов, то здесь все упиралось в дальнейшее развитие: «В целом в Казахстане создан сравнительно благоприятный деловой климат и обеспечена политическая стабильность, однако текущие экономические условия сдерживают приток инвестиций в несырьевые сектора. По мнению экспертов, инвестиции в несырьевые сектора экономики придут тогда, когда будут созданы наиболее оптимальные условия для развития».
То есть, собственно то, о чем на различных уровнях говорилось последние лет двадцать. Значит, предстоит подождать еще. Тем более, что сама статистика по притоку иностранных инвестиций повода для беспокойства не дает в принципе. В отличие от тех «частностей» и «нюансов», которые, иной раз, запросто можно оставлять «за кадром»…
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора
