Культура протеста и трансфер кыргызских технологий
На днях Касым-Жомарт Токаев заявил: «нам нужна новая политическая культура». Под политической культурой принято понимать систему политических представлений, ценностей, норм и правил поведения в политике. Несколько упрощая, можно сказать, что политическая культура – это правила игры в политику.
Например, депутаты тайваньского парламента регулярно устраивают драки во время заседаний. Причем это не эксцессы с применением силы, когда эмоции зашкаливают, а своего рода театральные постановки для своих избирателей. Драки в японском парламенте случаются намного реже, но они допустимы, то есть являются частью политической культуры Японии, хотя и не поощряются. В последние годы парламентские драки становятся частью политической культуры Украины. В российской Госдуме драки случались в прошлом, но не прижились. В нашем мажилисе драки немыслимы. Но определенные правила игры в нем в последние годы тоже сложились. Председатель сената Нурлан Нигматулин мог (при необходимости) быть жестким с любым членом правительства, умел раскрыть его некомпетентность. Давал понять министрам, что от них ждут не просто формального доклада, а отчета о том, что они сделали для народа. С другой стороны, молодых министров и замов, теряющихся с непривычки, не прессовал без нужды. Правительственные программы, даже после критики, чаще всего принимались. Это была скорее культура личности, а не института, но так уж принято в наших краях.
Трудно сказать, какие именно правила игры предполагает обновить наш президент. Вероятно, они относятся к игре в парламентаризм, в выборы, в эффективность госуправления. Но нам кажется важным обновить и правила игры в протест. Нужна новая система представлений, ценностей, норм и правил поведения в ходе протестов. Начать следует, на наш взгляд, с анализа и оценки той протестной культуры, которая сложилась к сегодняшнему дню.
Нетрудно заметить, например, что в каких-то компаниях трудовые конфликты решаются в рабочем порядке, акций протеста практически нет, а в каких-то компаниях забастовки и митинги стали нормой жизни. Причина – различные корпоративные и трудовые культуры, сложившиеся в этих компаниях. Если говорить о социальном самочувствии, то бросается его различие от региона к региону при сопоставимом уровне доходов населения. Впрочем, это тема исследований для социальных антропологов.
Мы сейчас хотим обратить внимание на роль и место Жанаозена в формировании общенациональной, казахстанской культуры протеста. В ходе акций протеста в январе в различных городах слово «Жанаозен» стало превращаться в стоп-слово или своего рода пароль. Когда полиция подходила к людям, собравшимся на площади, и сообщала, что их мероприятие незаконное, люди говорили: «мы вышли поддержать Жанаозен». И полицию такой ответ вполне удовлетворял, поскольку Жанаозен – это святое.
Жанаозенцы действительно завоевали право на особое к ним отношение со стороны государства. Напомним, в 1989 году в Новом Узене после драки на танцплощадке между молодыми казахами и лезгинами начались «столкновения, повлекшие человеческие жертвы», было «повреждено свыше 50 объектов торговли и быта, сожжено шесть автомобилей, разграблен винно-водочный магазин». Требования новоузеньцев были такими: отпустить всех ранее задержанных за хулиганские действия, выселить в течение недели из города всех лиц кавказской национальности, закрыть принадлежащие им кооперативы, трудоустроить всех безработных коренной национальности. Частично их выполнили, однако официальный вывод был такой: этнический фактор – лишь верхушка айсберга, истинные причины конфликта социально-экономические. Поэтому 25 августа 1989 года было принято совместное постановление Совета Министров КазССР, коллегии Министерства нефтяной и газовой промышленности и Министерства строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР «О неотложных мерах по социально-экономическому развитию г. Новый Узень Гурьевской области». Точно так же считала и новая власть независимого Казахстана, приняв в 2008 году Комплексный план по решению проблем социально-экономического развития города Жанаозен Мангистауской области на 2009-2012 годы, в ноябре 2011 года – Комплексный план социально-экономического развития города Жанаозен на 2012-2020 годы, в 2019 году – такой же план на 2019-2025 годы. Заметим, что слово «проблемы» в ноябре 2011 года исчезло из названия постановления правительства, но в жизни города они остались и даже обострились, свидетельством чего стала трагедия, случившаяся в декабре 2011 года, всего через месяц после принятия комплексного плана развития. Между тем, доходы бюджета Жанаозена за 5 лет, предшествовавших этой трагедии, увеличились в 4,3 раза.
Бюджет города рос, росло и его население. Никого не интересовало, то, что нефтянка, которая стала причиной появления вахтенного поселка в пустыне, это отрасль капиталоемкая, а не трудоемкая, поэтому работы на всех не хватит.
Комплексные планы Жанаозен не изменили. Наоборот, вся страна стала превращаться – сначала постепенно, потом все быстрее – в один сплошной Жанаозен. С деградирующей экологией и дефицитом воды, с растущим населением и отсутствием постоянных рабочих мест, с социальным расслоением и ощущением тотальной несправедливости. Где ничего, кроме нефти, не производится, куда все товары завозят из других стран, поэтому цены на них постоянно растут. Кроме того, жанаозенцы своими бесконечными протестами
При этом у нас так и не сформировалась культура разрешения кризиса через переговоры. Стандартная схема конфликтов, а они у нас преимущественно двух типов – межэтнические и трудовые, включает четыре этапа: а) длительный период роста напряжения, недовольства сложившейся ситуацией (поведением соседей, низкими зарплатами и т.п.), обсуждение проблем в кругу своих (в семье, в кругу друзей); б) случайный эксцесс (обида за девушку, спор в столовой) как триггер конфликта; в) протест в форме насилия (драки, погромы, убийства); г) силовое подавление протеста полицией. Итог – причины конфликта не только не устраняются, они даже не обсуждаются.
Вот и сегодня «нефтяники» в Жанаозене отказываются об обсуждения вариантов решения проблемы безработицы, которые им предлагают «власти». Они требуют выполнения своих требований в ультимативной форме. Их примеру следуют железнодорожники: «Цены растут, коммунальные платежи, лекарства дорожают, нашей зарплаты мало. Мы требуем, чтобы наша зарплата была не менее 500 тысяч тенге в месяц». И пенсионный возраст чтобы снизили до 57 лет. Обращаются при этом напрямую к президенту.
Нетрудно предсказать, что будет после того, как все, мечтающие о работе нефтяника, будут трудоустроены. Вскоре в Жанаозен приедет вдвое больше новых «нефтяников», они выйдут на площадь и потребуют дать им работу.
Благодаря Жанаозену ключевым принципом казахского протеста является формула «народ не виноват, его довели». Кто довел, можно не уточнять, хотя список может быть длинным – власть, правительство, хозяева предприятия, акимат. Начинали, впрочем, с кавказцев. Когда в 1989 году добились их изгнания из города, власть, тогда еще советская, колониальная, сама указала путь, по которому затем двинулась и власть независимого Казахстана. Был сделан вывод о том, что народ не виноват, виноваты плохие социально-экономические условия, в которых этот народ находится. И местные руководители, конечно, виноваты. В последнее время был найден еще один объект, на который можно возложить вину практически за все. Это «третья сила». А народ – это жертва. Жертва несправедливости, беззакония, инфляции, безработицы и пр. И он никому ничего не обязан.
Но если за январскими протестами во многих наших городах была видна жанаозенская матрица, то события в Алматы очень сильно напоминали Бишкек 2020 года. Напомним, в Кыргызстане 4 октября прошли парламентские выборы. В них участвовали 16 партий. Преодолели семипроцентный барьер и прошли в парламент четыре партии. Остальные заявили, что не признают результатов выборов и вывели на улицы своих сторонников. Митинг перерос в штурм президентского дворца, парламента, мэрии, а также захват телекомпании. Опустим подробности, скажем лишь, что в итоге власть поменялась.
Не беремся выяснять, каким образом произошел «трансфер технологий» в Казахстан, но он очевиден. Вот далеко не полный перечень действий протестующих, которые никогда раньше не наблюдались в Казахстане, зато были обязательным элементом кыргызских революций.
Во-первых, шокировавшие многих и необъяснимые с точки зрения логики протеста нападения на кареты «Скорой помощи». У нас такого раньше не было нигде и никогда, в Кыргызстане это обязательный элемент революций.
Во-вторых, национальные флаги в руках у протестующих. В Кыргызстане это вещь обычная, а у нас ее прежде не наблюдалось. Флаги обычно были атрибутом мероприятий, проводимых партией «Нур Отан». В январе мы увидели флаги у протестующих. Но только в Алматы. В Жанаозене их не было в январе, нет их и сегодня, когда акции протеста возобновились.
Стоит особо отметить, что фотографы очень любят делать снимки людей с флагами. Когда используются одинаковые технологии, то и снимки получаются практически одинаковыми. Вот герой с флагом в Бишкеке в 2020 году, а вот – герой с флагом в Алматы в 2022 году. Символы их Октябрьской революции 2020 года и наших январских протестов 2022 года различаются только цветом флага.
В третьих, камень – оружие пролетариата. Использование камней и брусчатки для атак на полицию – это фирменный стиль кыргызских революций. Патент на него кыргызы, конечно, не получили бы. Камнем протестующие пользуются с давних пор и по всему миру. В Палестине даже возродили древний обычай метать камни из пращи. У нас жители Жанаозена еще в 1989 году забрасывали камнями полицию и кавказцев.
Однако жители Бишкека довели до совершенства технологию не метания камней, а свержения президента и правительства. В митингах участвует неорганизованная толпа, а захват охраняемых объектов осуществляют мобильные группы хорошо организованных боевиков.
В-четвертых, использование грабителями и погромщиками машин без номеров. Именно такие машины использовались в Бишкеке. Погромы сами по себе тоже не были прежде обязательным атрибутом казахстанских протестов. А в Бишкеке они еще в 2005 году, после «тюльпановой революции», заставили горожан организовывать народные дружины. В 2020 году магазины в центре города были заранее закрыты, а свои дружины создала едва ли не каждая партия. Кроме того, за месяц до парламентских выборов в стране закрыли все оружейные магазины. Впрочем, отмечают эксперты, кыргызам вполне достаточно палок и камней.
А вот не технология, а скорее совпадение – полиция пыталась противостоять агрессивной толпе и у нас, и в Бишкеке, а вот чекисты не стали. Когда протестующие пришли к зданию Государственного комитета нацбезопасности (ГКНБ) и потребовали освободить из СИЗО бывшего президента Алмазбека Атамбаева, его сразу освободили.
И, пожалуй, самое опасное – методичная и последовательная дискредитация правоохранительных органов в сетевых СМИ. Это не специфически кыргызские, а скорее так называемые «майданные технологии». Не случайно о них говорил Путин, в России они применяются давно, там прогрессивная рок-группа «Порнофильмы» даже песни, обличающие «ментов», слагает. В Белоруссии полиции тоже досталось. Ну а на Украине, как известно, был сделан и последний шаг – полицейских стали убивать.
У нас нападки на полицию случались эпизодически, обычно они были связаны с какими-то случаями нарушения закона, коррупцией или другими скандалами. Сегодня началась системная работа по формированию образа полицейского как преступника и садиста. И это может серьезно повлиять на формирование нашей культуры протеста, да и политической культуры в целом. События в Алматы показали, что полиция пока не хочет применять жесткую силу для подавления уличных беспорядков, но и простые граждане тоже по возможности спасают полицейских от расправы протестующих. Если людям внушают, что полицейские недостойны жалости и сочувствия, это знак того, что подготовка новой попытки госпереворота идет полным ходом.
