Сухой Казахстан: останется ли Казахстан через 50 лет?
Можно прожить без нефти, без газа и даже без правительства. Качество воздушного бассейна Алматы, Усть-Каменогорска, Темиртау и других казахстанских городов показывает, что и без воздуха можно пожить, пусть и меньше.
Однако есть субстанция, без которой Казахстан не просто обеднеет, а просто исчезнет с карты мира – это вода. У нас с этим главным условием жизни – хуже с каждым днем.
Вода в городах плохого качества, нет единого стандарта; на селе и в фермерских хозяйствах воды не хватает, кроме того у этого ресурса сразу несколько хозяев, которым нет единого координатора.
В свое время Казахстан потратил немало средств на разные программы по обеспечению людей питьевой водой, потратил более миллиарда долларов и результаты были более чем скромными.
А вот эксперты считают, что к 2040 году водопотребление в Казахстане вырастет на 56%, а дефицит воды может превысить двадцать кубокилометров в год.
Депутат Лаззат Рамазанова на одном из мероприятий с сожалением констатировала, что «мы уже опаздываем с мерами реагирования».
«Новый Водный кодекс нужно ориентировать не просто на рациональное использование воды. Он должен максимально защищать и охранять водные ресурсы. Закрывать глаза на проблему с водой в Казахстане подобно самоубийству. Своим бездействием мы обрекаем детей и внуков на выживание», – заявила она на одном из мероприятий.
А вообще, в январе 2020 года, правительство утвердило концепцию программы управления водными ресурсами Казахстана до 2030 года. Минэкологии в ней определило 7 конкретных целевых индикаторов:
– сохранение к 2030 году водного баланса на уровне 100 кмᶟ за счет увеличения дополнительных поверхностных водных ресурсов: строительство новых водохранилищ на 5-7 кмᶟ, водосбережение до 5 кмᶟ, использование подземных вод до 15 кмᶟ.
– снижение потребления воды на единицу ВВП с $91,2 до $73 мᶟ/тыс.
– строительство 26 новых гидротехнических сооружений.
– реконструкция 182 республиканских, 300 коммунальных гидротехнических сооружений.
– строительство новых ирригационных систем для увеличения орошаемых земель с 1,7 до 3 млн. га; увеличение протяженности облицованных магистральных и распределительных каналов с 3,423 до 19,000 км.
– улучшение материально-технического оснащения бассейновых инспекций до 100% обеспеченности.
– повышение лесистости водосборных площадей с 1 до 200 тыс. га.
Последние несколько лет мы в периоде маловодья, поэтому у нас не 100 кубокилометров, а 82–83 километра, из которых чуть меньше половины формируются за пределами Казахстана. Так что ситуация хуже, чем мы боялись. Более того, маловодье бывает циклами, однако с учетом глобального потепления маловодье может затянуться, а то и усугубиться.
Вижу, что есть три основных проблемы с водой на базовом уровне:
– воды мало, и она уменьшается
– вода плохого качества
– за водой никто не следит.
А с финансированием водных программ – ситуация даже хуже, чем с самой водой. Дело в том, что те, кто распоряжается бюджетами, как правило, недостатка в воде не испытывают. Отсюда и регулярные уголовные дела, связанные с водным бюджетом.
Чтобы сэкономить воду – нужно улучшать технологии. А чтобы внедрять новейшие технологии – нужны деньги, а их сейчас не очень много. Положа руку на сердце, в последние 7 лет, а может и чуть больше – государственный бюджет непростой.
Уже при нынешнем президенте накопившиеся проблемы в экономике привели к ряду проблем, в том числе создали питательную почву для январских событий. Уже несколько лет мы регулярно читаем новости о драках фермеров за воду, арестах мелких региональных чиновников, которые распоряжаются распределением поливов. При этом мало говорится, но с учетом того, что большая часть населения урбанизирована – в населенных пунктах ситуация с водой не гораздо лучше. Мы имеем бесконтрольную раздачу акиматами техусловий на подключение к водопроводам из-за чего растет нагрузка на изношенные системы.
Неоднократно упоминалось, что водная проблема потенциально может стать причиной для полномасштабных массовых беспорядков в одной стране или поводом для межгосударственных военных конфликтов в Центральной Азии.
Авария на Экибастузской ТЭЦ, вернее на сетях в городе, вызвала масштабный резонанс из-за того, что проблему не замечали. Достаточно себе представить, что будет, если у нас в буквальном смысле высохнет хотя бы один регион. Сколько может быть населения в регионе, где вся вода привозная или которую невозможно пить даже после фильтрации?
А зон риска у нас немало. Например, в той же столице есть недостаток воды, есть проблемы в Алматы, полноводные каналы Туркестана соседствуют с сухими аулами, где вода привозная. Кроме того, есть Кызылординская область, где вода, не просто плохого качества в городах, но еще ее и не хватает. Как, впрочем, и в Мангистауской области, где проекты «достройки» городов непонятно как получили одобрение Астаны и грозят высыханием региона, который парадоксально расположен у моря (впрочем, уровень Каспия тоже снижается).
Поэтому на условно три типа воды – водопроводная, поливная, промышленная – у нас проблема объема, а на водопроводную – еще и проблема качества.
Не надо удивляться, если уже через 5–7 лет такой водной политики, у нас могут быть опустевшие районы, откуда потекут беженцы в любые регионы. И будут искать не комфорта жизни, а просто выживания.
Очевидным первым решением будет более ответственно подходить к снижению расходов на воду в городах. Универсальным средством будет поднятие тарифов на воду, чтобы остальные вещи – внедрение новых технологий душевых и прекращение полива цветочных клумб из квартирного шланга – произошли сами. Правда, самые большие потери обычно не на частном уровне, а при транспортировке.
К сожалению, поднимать тарифы придется везде – для сельхозников, для городских и для производственников, включая нефтяников. Вероятнее всего легче всего будет переходить на дифференцированный тариф, чтобы можно было финансировать внедрение новых технологий (вторичное использование воды, правильное использование и транспортировка от сбора до квартиры).
Кроме того, у нас нет единого органа или координационного центра, который бы вел весь водный баланс с помощью последних достижений цифровизации, однако не отрываясь от постоянного контакта с бассейновыми советами всех без исключения регионов, где консультируют практики с порой полувековым стажем и знаниями.
А вот создание Водного совета при правительстве – пусть и шаг повышающий важность вопроса, однако с учетом пожарной занятости премьера и министров – маловероятно, что он будет что-то решать. Нужен постоянно действующий орган, который будет курировать воду везде – в недропользовании, сельском хозяйстве и при раздаче техусловий в городах. Поэтому такой водный орган нужен не в виде комиссии, а в виде постоянно действующей структуры – хоть нацкомпании, хоть в виде министерства воды, но никак не РГП или комитета в министерстве.
На случай, если простые меры сокращения потребления через улучшенные технологии не сработают, Казахстан уже несколько раз начинал разговор о поставке воды из бассейна сибирских рек. При том, что раньше предлагались гигантские десятки кубометров, то сейчас сиюминутно ситуации поможет и 5–7 кубических километров воды в год.
Другое дело, что при СССР планировали гигантский канал со следующими задачами (из справочника):
– Транспортировка воды в Курганскую, Челябинскую и Омскую области России с целью орошения и обеспечения водой малых городов;
– Транспортировка пресной воды в Казахстан, Узбекистан и Туркмению с целью орошения;
– Открытие судоходства по каналу «Азия» (Карское море – Каспийское море – Персидский залив).
В 2008 году Узбекистан тоже предложил похожий вариант спасения региона сибирскими реками.
Это было представлено в виде проекта судоходного канала Обь – Сырдарья – Амударья – Каспийское море. Канал имел бы маршрут: Тургайская долина – пересечение Сырдарьи западнее Джусалы – пересечение Амударьи в районе Дашагуз – затем по Узбою канал выходит к порту Туркменбашы на Каспийском море. Расчётная глубина канала 15 м, ширина свыше 100 м, проектные потери воды на фильтрацию и испарение не более 7%. Параллельно каналу предлагается также построить автомагистраль и железную дорогу, которые вместе с каналом образуют «транспортный коридор». Ориентировочная стоимость строительства судоходного канала и объектов производительных сил 100–150 млрд. долл. США, длительность строительства – 10 лет, ожидаемая среднегодовая прибыль – 7–10 млрд. долл. США, окупаемость проекта через 15–20 лет после окончания строительства.
Если переброска рек из Сибири через систему шлюзов и открытых каналов предполагает в том числе и смягчение климата нашего региона, то Казахстан же рассматривает простые, трубопроводные поставки воды в наш регион, чтобы просто справиться с неминуемым водным кризисом.
Уже сейчас стоят вопросы по другим водным проектам страны: водовод из России на запад Казахстана, который возложили на «КазТрансОйл», опреснение каспийских вод для нужд быстрорастущего населения Мангистауской области. Принятие решений по многим таким проектам затягивается из-за многослойной подведомственности воды.
При этом у Казахстана имеется успешный опыт водных проектов – Арал увеличился в два раза с 2005 года, когда возвели плотину, чтобы спасти хоть часть водоема.
Не хотелось упоминать политические власти, но вполне возможно мы стоим так близко к водному кризису, что помимо повышения тарифов я бы предложил еще одну вещь – пока мы все равно являемся президентской республикой, то по самой животрепещущей проблеме надо назначать помощника президента, который будет знать эту отрасль досконально и ежедневно докладывать об этом президенту.
Когда самым мощным органом в стране будет парламент – этой должностью станет представитель парламента по самому важному вопросу – отраслевой специалист.
Возвращаясь к Экибастузу – все лето эксперт предупреждал правительство о возможной аварии, однако его никто не послушал, а проблема воды уже давно стучится в двери. Поэтому если мы хотим остаться как государство – мы обязаны обеспечить себя водой и выработать новую водную дисциплину.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора
